Почему я не зоотехник?

   ...а еще не кинолог – дрессировщик или разведенец (об этом термине как-нибудь отдельно!), и даже (о господи!) не зоопсихолог. Да и врач какой-то странный – не невролог тебе или, скажем, хирург какой-нибудь, а не пойми кто.

   Хотя из всего перечисленного не имею только корочек зоотехника – но они мне и не нужны: все, что мне необходимо для работы, я получил в составе другого образования и имею не только фактические знания, но и формальное право совать свой нос во все перечисленные специальности. И не только.

   Но это лирика. На самом деле, я о другом.

   Раньше прекрасно обходились без всяких там зоопсихологов. А уж без специальных врачей – ветеринарных психологов (кто их выдумал-то?) – и подавно. И это абсолютная правда. Да что там говорить – и человеческие-то психологи до сих пор считаются буржуазным излишеством, а над дедушкой Зигги не хихикает только ленивый. Но с двуногими разговор особый, я ими не занимаюсь.

   А с животными все намного интереснее скучнее. Потому что в повседневной жизни до недавних пор царствовал утилитарный подход советского служебного собаководства. Оно, в свою очередь, определялось взглядами и нуждами армейской и милицейской кинологии, где во главе угла стояла рабочая продуктивность, то есть, эффект от работы собаки на предназначенной ей службе.

   В ветеринарной медицине вообще никого никогда не интересовала психика животного. Один неплохой врач (думаю, что в шутку – но ведь в каждой шутке только доля шутки!) как-то спросил меня: "А что, у них есть нервная система?". А для описания невроза в учебнике по терапии достаточно было определения, которое давным-давно дал Иван Петрович "Садюга" Павлов: это нарушение баланса процессов возбуждения и торможения в нервной системе. Да и поведение скотины на ферме волновало только в ничтожных пределах: боднет - не боднет, убежит или будет стоять и жевать... Максимум, что интересовало ветеринаров в промышленном животноводстве – это "транспортный стресс" как источник материального ущерба.

  Но изменились времена, изменилось отношение к питомцам – и актуальна стала не только экономически обоснованная мясо-молочная ветеринария, но и реальная помощь больным зверям. Среди прочего, стало важно, как они себя ведут и что приводит к тому, что мы называем аномальным поведением. Поэтому стала востребована зоопсихология.

   Я не стану занудно рассказывать, как и почему возникла мода на слово "зоопсихолог" и какое имею к этому отношение. Но это факт: я при этом присутствовал.

   Но беда-то в том, что изменившиеся времена принесли волну новой доступной информации по любым вопросам. В том числе, и по зоопсихологии. Причем надо заметить, что доступность информации не означала ее качество: будучи в Москве с докладом на Ветеринарном Конгрессе, я наткнулся в книжном магазине на брошюрку, в которой говорилось, что "столбняк нельзя считать инфекционной болезнью, потому что он не передается от одного больного другому".

   Это сейчас смешно – тому, кто понимает. Но то же самое творилось во всех областях – от ядерной физики до эзотерики. И разной степени фэнтезийности произведения о поведении животных тоже повалили валом. Для того, чтобы "фильтровать базар" – да к черту кавычки – фильтровать весь этот базар! – нужно было уже обладать какими-то знаниями или, по крайней мере, начинать с классиков: Лоренца, Бергмана, Прайор, Моуэта... Ясное дело, простому (а иногда очень простому) гражданину не до того. Если его интересует тема, он хватается за то, что первым в руки попало.

   Вот так и оказалось, что в моду вошли такие "дарования", как Джон Фишер, Тюрид Ругос и доктор Уитни. Которые честно признавали, что многого не понимают – но этого уже никто не заметил, потому что очеловеченные взгляды хорошо ложились на логику поведения обычного человека. А какой-нибудь "психолог, зооинженер" (представление одного из собеседников на когда-то известном "собачьем" форуме), нахватавшись подобных творений, решался назвать себя недавно вошедшим в моду словом и ехал читать лекции в какой-нибудь Ухрюпинский негосуниверситет.

   Так почему же я "НЕ"? И почему свысока (многих это раздражает!) посматриваю на зоотехников и прочих биохимиков (никого лично не имею в виду, так что не торопитесь обижаться!)?

   Да потому, что каждый из них хорошо знает свое, но это крохотная частичка того, что образует мою специальность. "Узкий специалист подобен флюсу" (© Козьма Прутков). А я имею дело не с отдельным кусочком, для меня мой пациент – система, в которой все закономерно увязано.

   Тут мне вспоминается притча про трех слепцов, которые "разглядывали" слона. Тот, что был у ноги, говорил, что слон похож на колонну. Тот, что держался за хвост, считал, что слон – это веревка. А тот, что дотянулся до уха, решил, что слон напоминает громадный лаваш.

   Вот так и с тем, чем (или кем – кому как больше нравится) я не являюсь. Моя задача – изучая слона, не ограничиваться ощупыванием одной ноги или уха (прочие фантазии оставьте себе), а разглядеть слона целиком. То есть, понимать, какую роль в интересующем меня вопросе играют генетика и разведение, рацион и моцион, воспитание и дрессировка, инфекции и иммунитет. И многое-многое другое.

   Но, пока я не занимаюсь (а я не занимаюсь и, надеюсь, не стану заниматься) нейрохирургией, меня не волнует топографическая анатомия мозга. Пока я не работаю на питомнике (а я туда разве что под дулом автомата работать пойду), меня не интересуют ни кормокухня, ни рабочее разведение. Пока я не работаю в зообизнесе (меня туда даже при желании не возьмут – "приходи чайку попить-поболтать, а работать мы человека с твоей фамилией не возьмем!"), мне неинтересны ни марки кормов, ни "умные гад-же-ты" для кошек.

   Вот поэтому — я ветеринарный врач, адаптивист, ветеринарный психолог и психоневролог. Но я НЕ: зоотехник, кинолог, генетик, продавец, заводчик, дрессировщик, грумер, хендлер, невролог, этолог или бихевиорист и т.д., и т.п.